Неточные совпадения
Он любил говорить о Шекспире, Рафаэле, Бетховене, о значении
новых школ
поэзии и музыки, которые все были у него распределены с очень ясною последовательностью.
Разговор зашел о
новом направлении искусства, о
новой иллюстрации Библии французским художником. Воркуев обвинял художника в реализме, доведенном до грубости. Левин сказал, что Французы довели условность в искусстве как никто и что поэтому они особенную заслугу видят в возвращении к реализму. В том, что они уже не лгут, они видят
поэзию.
«Каждый пытается навязать тебе что-нибудь свое, чтоб ты стал похож на него и тем понятнее ему. А я — никому, ничего не навязываю», — думал он с гордостью, но очень внимательно вслушивался в суждения Спивак о литературе, и ему нравилось, как она говорит о
новой русской
поэзии.
В
новых литературах, там, где не было древних форм, признавал только одну высокую
поэзию, а тривиального, вседневного не любил; любил Данте, Мильтона, усиливался прочесть Клопштока — и не мог. Шекспиру удивлялся, но не любил его; любил Гете, но не романтика Гете, а классика, наслаждался римскими элегиями и путешествиями по Италии больше, нежели Фаустом, Вильгельма Мейстера не признавал, но знал почти наизусть Прометея и Тасса.
Он это видел, гордился своим успехом в ее любви, и тут же падал, сознаваясь, что, как он ни бился развивать Веру, давать ей свой свет, но кто-то другой, ее вера, по ее словам, да какой-то поп из молодых, да Райский с своей
поэзией, да бабушка с моралью, а еще более — свои глаза, свой слух, тонкое чутье и женские инстинкты, потом воля — поддерживали ее силу и давали ей оружие против его правды, и окрашивали старую, обыкновенную жизнь и правду в такие здоровые цвета, перед которыми казалась и бледна, и пуста, и фальшива, и холодна — та правда и жизнь, какую он добывал себе из
новых, казалось бы — свежих источников.
Но Белинский черпал столько же из самого источника; взгляд Станкевича на художество, на
поэзию и ее отношение к жизни вырос в статьях Белинского в ту
новую мощную критику, в то
новое воззрение на мир, на жизнь, которое поразило все мыслящее в России и заставило с ужасом отпрянуть от Белинского всех педантов и доктринеров.
Лавчонка запиралась в одиннадцать часов, и я всегда из бани торопился не опоздать, чтобы найти время побеседовать со стариком о театре и
поэзии, послушать его
новые стихи, поделиться своими.
Для представителей духовенства христианство давно стало повседневной прозой, искавшие же
нового христианства хотели, чтобы оно было
поэзией.
Да, чем дальше подвигаюсь я в описании этой поры моей жизни, тем тяжелее и труднее становится оно для меня. Редко, редко между воспоминаниями за это время нахожу я минуты истинного теплого чувства, так ярко и постоянно освещавшего начало моей жизни. Мне невольно хочется пробежать скорее пустыню отрочества и достигнуть той счастливой поры, когда снова истинно нежное, благородное чувство дружбы ярким светом озарило конец этого возраста и положило начало
новой, исполненной прелести и
поэзии, поре юности.
То же самое творится и в области искусства и науки, где каждая
новая истина, всякое художественное произведение, редкие жемчужины истинной
поэзии — все это выросло и созрело благодаря существованию тысяч неудачников и непризнанных гениев.
Пускаются в дело все искусства от архитектуры до
поэзии для воздействия на души людей и для одурения их, и воздействие это происходит неперестающее. Особенно очевидна эта необходимость гипнотизирующего воздействия на людей для приведения их в состояние одурения на деятельности армии спасения, употребляющей
новые, не привычные нам приемы труб, барабанов, песней, знамен, нарядов, шествий, плясок, слез и драматических приемов.
— И мне ничего не остается, как купить табакерку на свой собственный счет и открыть
новую эру в
поэзии. Дixi.
Рюмин (горячо и нервно). Позвольте! Я этого не говорил! Я только против этих… обнажений… этих неумных, ненужных попыток сорвать с жизни красивые одежды
поэзии, которая скрывает ее грубые, часто уродливые формы… Нужно украшать жизнь! Нужно приготовить для нее
новые одежды, прежде чем сбросить старые…
Татьяна Васильевна, в свою очередь, грустно размышляла: «Итак, вот ты,
поэзия, на суд каких людей попадаешь!» Но тут же в утешение себе она припомнила слова своего отца-масона, который часто говаривал ей: «Дух наш посреди земной жизни замкнут, оскорбляем и бесславим!.. Терпи и помни, что им только одним и живет мир! Всем нужно страдать и стремиться воздвигнуть
новый храм на развалинах старого!»
Не говорим пока о том, что следствием подобного обыкновения бывает идеализация в хорошую и дурную сторону, или просто говоря, преувеличение; потому что мы не говорили еще о значении искусства, и рано еще решать, недостаток или достоинство эта идеализация; скажем только, что вследствие постоянного приспособления характера людей к значению событий является в
поэзии монотонность, однообразны делаются лица и даже самые события; потому что от разности в характерах действующих лиц и самые происшествия, существенно сходные, приобретали бы различный оттенок, как это бывает в жизни, вечно разнообразной, вечно
новой, между тем как в поэтических произведениях очень часто приходится читать повторения.
Но если все искусства могут указывать
новые интересные предметы, то
поэзия всегда по необходимости указывает резким и ясным образом на существенные черты предмета.
В подтверждение своих взглядов они указывают на великие поэмы первых веков человечества, на
поэзию индийскую, еврейскую, греческую и на продолжение их в творениях величайших гениев
новых времен.
Но сохранить свою первоначальную чистоту и свежесть эта
поэзия тоже не могла, потому что
новые понятия неизбежно примешивались к кругу прежних верований и изменяли характер произведений народной фантазии.
Они готовы думать, что литература заправляет историей, что она [изменяет государства, волнует или укрощает народ,] переделывает даже нравы и характер народный; особенно
поэзия, — о,
поэзия, по их мнению, вносит в жизнь
новые элементы, творит все из ничего.
Оттого-то и нравится нам доселе
поэзия древнего мира и некоторые фантастические произведения поэтов
нового времени, тогда как ничего, кроме отвращения, не возбуждают в нас нелепые сказки, сочиняемые разными молодцами на потеху взрослых детей и выдаваемые нередко за романы, были, драмы и пр.
Тут-то народная
поэзия и должна была изменить свой характер, сообразно с
новым устройством жизненных отношений.
Песни Кольцова составили у нас совершенно особый,
новый род
поэзии.
Он уже думал о
новом направлении в этом роде
поэзии прежде, чем еще дошел до нас слух о знаменитом шотландском барде.
Противная рожа Франца и его бочонок расстроили несколько мое поэтическое настроение, но скоро
поэзия опять восторжествовала, когда я услышал сзади себя шум экипажа и, оглянувшись, увидел тяжелый шарабан, запряженный в пару гнедых лошадок, а в тяжелом шарабане на кожаном ящикообразном сиденье — мою
новую знакомку, «девушку в красном», говорившую со мной за два дня до этого про «электричество», убившее ее мать…
Утонченный индивидуализм
нового времени, которое, впрочем, стало очень старым, индивидуализм, идущий от Петрарки и Ренессанса, был бегством от мира и общества к самому себе, к собственной душе, в лирику,
поэзию, музыку.
Новые силы беллетристики и
поэзии, как Мередит, Оскар Уайльд, еще несколько романистов и стихотворцев только еще выступали.
Это высшая слава гения, конечно, чудо и величайший дар
поэзии, что оно может прибавить к числу этих хранимых в нашем сердце воспоминаний
новые имена поэтических произведений».